Левинас Эммануэль

\

Феноменология лика другого

\

Жизнь и сочинения

\

    Левинас родился в Каунасе (Литва) в декабре 1905 г. С детства он зачитывался Пушкиным, Гоголем и Достоевским. Революция 1917 г. застала его на Украине. В 1923 г. он эмигрировал во Францию. В Страсбурге преподавал философию. Через пять лет Левинас оказался во Фрейбурге, где ассистировал Гуссерлю и познакомился с Хайдеггером. «Картезианские размышления» Гуссерля Левинас перевел на французский язык. В философском журнале были опубликованы его статьи о философии Гуссерля и Хайдеггера, хотя последнему Левинас никак не мог простить связь с нацистами. В 1957 г. начал составление комментариев к Талмуду. С 1973 г. Левинас — профессор Сорбонны. Самая крупная его работа — «Тотальность и бесконечность» (1961), не менее интересны сочинения «Иначе, чем бытие, или По ту сторону сущности» (1974), «О Боге приходящему к идее» (1982).

\

Где рождается подлинно сущее

\

    Первой книгой Левинаса на французском языке стала «Теория интуиции в феноменологии Гуссерля» (1932). Философия как метод, полагает он, не берет в расчет только спонтанно рождающееся в сознании, но ищет все то, что скрыто нацелено на объект. В феноменологии [...] объект заменен миром со всеми забытыми мыслью намерениями, которые, погружаясь в нее, наполняют способ мышления, делая его конкретным».

    В работе «L'existence à l'existant» (1947), анализируя тексты Хайдеггера, философ показывает, как существующее (Il у а) вырастает из нейтральной, анонимной и безличной экзистенции. «Il у а» есть «опыт нонсенса», опыт бытия как бессмыслицы, как несуществующего, бытия никчемной вещи, страха пустоты. Существующее выходит из экзистенции, «осмысленное» рождается из страха и тревоги, разбивая нейтральность бытия. Бытие, реальность есть чистый нонсенс. Тот, кто обладает смыслом и наделяет им существующее, — это сущий человек. Сущее отделяется от аморфной реальности, порывает с «il у а», лишенным смысла бытием. Только в межчеловеческой связи может родиться «эпифания» лика Другого.

\

Феноменология лика Другого

\

    Лик Другого есть данность, а не предмет мышления. Его нельзя извлечь из истины, понятой как соответствие мысли и объекта. Другой не та данность, которую можно, протянув руки, схватить за шиворот.

    Другой предстает во всей своей нередуцируемой инаковости: Другой, глядя на меня, меня пересматривает: так идея, которую я имел о нем, распадается. Феноменологии лика посвящена работа «Тотальность и бесконечность». «Мы называем ликом тот образ, в котором предстает Другой, превозмогая идею Другого во мне. Этот способ заключается не в суммировании: под моим взглядом он обрисовывается в тему, показывая себя целостностью качеств, составляющих образ. Лик Другого в каждый данный момент разрушает и поднимается над тем гибким образом, который мне оставляет». Образ, как фотография, всегда живет в контексте. Лик Другого имеет смысл в себе и для себя, он выше физического и социального контекста. «Лик есть выразительность (сигнификация), и выразительность без контекста».

    Другой не есть «персонаж в контексте». Коротко говоря, смысл лика нельзя поставить в связь с чем-то другим. «Лик есть смысл для себя. Ты есть ты». Поэтому, комментирует Левинас, «можно сказать, что лик не есть «увиденное». Его нельзя зафиксировать в мышлении; неудержимый, он выходит за поставленные пределы. Лик Другого выходит из анонимного бытия. И выводит бытие из анонимного состояния. Именно поэтому отношение к лику непосредственным образом этическое. Лик Другого, надвигаясь, говорит тебе: «Не убивай». Ясно, что несмотря на запрет, убийство все равно совершится, но яд злодеяния наполнит сознание убийцы, лишив его покоя.

    Лик Другого входит в наш мир. Он есть явленность и ответственность. Взгляд Другого, направленный на меня, отстраивает поведение в его этичности: «Вот бедолага, для которого я могу и должен сделать все». Так лик спасает от жажды обладания, обращаясь ко мне и приглашая меня к отношению, у которого нет ничего общего с властью, как если бы это было наслаждением и узнаванием особого рода.

    Лик Другого, таким образом, ставя меня под вопрос, делает меня ответственным. Ответственность в отношении Другого выступает у Левинаса как изначальная структура субъекта. Моя ответственность в отношении к Другому заканчивается чувством ответственности за ответственность других. Этот момент должен присутствовать в основе государственных институтов. «Другой, — пишет Левинас, — за которого я в ответе, может стать палачом кого-то третьего, который также есть мой Другой».

    Отсюда необходимость справедливости. «Если бы нас было двое, — сказал в одном интервью Левинас, — в мировой истории идея ответственности приостановилась бы. Но с появлением третьего возникает проблема отношения второго с третьим. К изначальному милосердию добавилась забота о справедливости, нужда в государстве и политике. Справедливость есть более полное человеколюбие».

\

Когда Я — заложник Другого

\

    В работе «Иначе, чем бытие, или По ту сторону сущности» Левинас показывает, как ответственность за Другого может стать искуплением Другого, его заменой. «Субъект есть заложник». «Термин Я означает "вот он Я", отвечающий за все и за всех». И все это только при условии заклада, что в мире есть «сострадание, понимание, прощение и близость», наконец, Бог. Бог, по Левинасу, это искупление кого бы то ни было, но не себя самого. Соломон Малка так комментирует этот момент: «Бог — или слово Бог — приходит ко мне как идея конкретным образом, когда в лице другого человека я читаю приказ "Ты не убьешь". Запрет, написанный на лице другого, нельзя считать доказательством существования Бога. Но это ситуация, когда слово Бог обретает смысл». «Через Бога я ничего бы не стал определять, — пишет Левинас, — ибо я знаю человеческое. Зато Бога я могу определить посредством человеческих, неуниверсальных отношений». Этика говорит о «Боге присутствующем и недоступном, близком и отличном».